Каждый рассказчик начинает свой рассказ с чего-то завуалированного, с чего-то таинственного.
«С самого раннего детства я больше всего на свете любил море», писал Даниэль Дефо устами Робинзона Крузо.
«Это был всего-навсего пруд с утками, позади фермы. Он был не очень большой», предупреждал Нил Гейман устами друга Лэтти Хэмпсток.
Маленький пруд, служащий океаном. Море, от которого только проблемы. Глупые уловки, служащие привлечению внимания. Сегодня я постараюсь без этих нечестных приёмов рассказать вам историю своей далекой молодости, о которой уже никто из моих знакомых не вспоминает, а сам я не пойму иной раз, было это всё на самом деле или же только привиделось мне?
В те времена, когда ещё не было Интернета, когда люди радовались бензиновым двигателям и городскому радио родился я. Ничего особого не имел, да и у большинства так было. Учился в обычной школе, ходил на пионерские съезды имени Лизы Чайкиной, дудел в трубку, иногда стучал в барабан. Сказать, что меня это устраивало, значит надсмехаться над человеческим трупом, недавно образовавшимся в следствии врачебной ошибки. Хотелось нечто большего. Чего-то искреннего, чего-то возвышенного…
И вот, в 8 классе к нам в колхоз Красного знамени имени Мичурина прибыла семья плотников и слесарей Алексеевы. У них были две дочки: Маша и Таня. Первая ходила в начальную школу, а вот Таня перешла в мой класс. Её появление было совсем необычным: она зашла в класс не постучавшись, представившись некой «Ти»… Это было нечто! Учительница, поправив очки, искоса посмотрела на девочку, но удержав самообладание представила советским образом девочку классу.
Таня плохо училась, за что часто оставалась у директора на допрос. Мне казалось, что между нами есть что-то общее: я был одинок в своём существовании, не знал что такое настоящая дружба, которую видел на плакатах того времени, а не та, что каждый раз, словно басурманский кинжал вбивалась под четвертое ребро. Я больше читал и помогал по дому, нежели участвовал в общественных мероприятиях, как и она.
Как-то раз, она подошла ко мне после последнего урока и столкнула мой учебник со стола, сказав: «На что они тебе нужны? Ты можешь сам писать такие книги! Их пишут люди, такие же как и ты». Я опешил от напора, взял её за руку, чтобы высказаться, но она сказала, чтобы я пошел с ней.
Она тянула меня за руку, а я как слюнявчик отпихивался от нее, но тщетно. Мы пришли за город, к большому старому зелёному дубу, который тут прожил не одну сотню лет.
— Сколько ты уже учишься в школе?, — спросила она посмотрев прямо в глаза.
— Восьмой год почти отбыл, — в ступоре сказал я.
— Я знаю кто ты. Я видела тебя раньше, вернее в будущем, — прошептала она.
— Танюш, тебя может батька стукнул киянкой?, — со смешком ответил я.
— Смейся, но мы с тобой будем очень близкими людьми. Ты поймешь, как ошибался сейчас, — с горечью ответила она и убежала.
Я не стал ее догонять. На следующий день ее нашли за вторым полем нашего колхоза. А я по сей день жду её.
