Поэт появляется в жизни внезапно. Ты не подозреваешь, что рядом ходит ОН, ловкий складыватель рифм. Очечки у него поблескивают, на губках скромненькая улыбочка и весь вид говорит: да разве Я ПОЭТ? Так, балуюсь. Самое страшное у поэта находится в кармане: стишки его, будь они не ладны. И вот когда ты спокойно сидишь за своим рабочим столом, думаешь о чем-то отвлеченном, тут и появляется он, Цветик, от меня вам всем приветик. Очечки, улыбочка, — а давайте я вам стишки почитаю. И ты слушаешь раз, а потом второй раз, а потом по телефону, а потом тебе передают толстенный конверт с новыми веяниями и новым видением ситуации, и в тебе что-то просыпается. Ненависть какая-то к поэтическому слову.
Но если от доморощенного поэта еще можно сбежать, то от того, кто устраивает поэтические вечера, да еще вручает на них свою книжку (скромненько), со стихами (очечки блестят), навеяло (улыбочка) — не сбежишь. Двери он запирает крепко. На одном столике у ПОЭТА книжечки только что из типографии, на другом — подальше — напитки и закусочка. Столики находятся в отдалении друг от друга по вполне прозаической причине: чтоб гости, вкусив напитки и закусочку, листами из книги морды бы не утирали. А в конце вечера — фото на память и книжечку каждому гостю в руки. И заказ сувенирной продукции, обязательно сувенир каждому, чтоб всю жизнь эта редкая встреча перед глазами стояла.
В моей судьбе поэты появлялись, было дело. Первым был наш областной светоч разума, доброты, не знаю чего еще. Его книжку кто-то увез в Америку, и светоч всем об этом рассказывал и вскрикивал: пусть в Америке (при этих словах тряс книжечкой и бороденкой) доброту почитают. Светоч лицезрел меня в школе, юную учительницу и ни разу ни поэтессу. — Вы, — сказал он — вы должны писать, я знаю, у вас такие глаза, такие глаза! — И пригласил меня в гостиницу вечерочком почитать стихи. И даже место встречи назначил — у кинотеатра. Самое интересное, что не пришли мы оба. Потом он извинился, уже торопясь уезжать в областной центр. А я, так и не прикоснувшаяся к великой поэзии, хлопала «такими глазами» и говорила: — Ну вот, а я вас ждала. Светоч кроме смеха не вызывал ничего. Росточка он был гномьего, бородушка у него была клинышком, очки — это как у поэтов положено, блестели, а ножонка крохотная, как у Золушки. Пупс, а не поэт. Но талантлив, талантлив, как он сам о себе думал. Долгое время он писал мне открытки, где размашистым почерком с красивыми завитушками черкал: счастья, счастья и только счастья. Я отвечала ему в том же духе.
Нужно было еще тогда задуматься о поэтах. Но нет, забыла я светоч, забыла всю опасность поэтического слова для своего душевного состояния.
Пришла женщина и принесла тетрадочку. — Сын пишет, — сказала она скромно. — он инвалид.
Боже ж мой! Бедный мальчик, инвалид, да стихи, молодец какой и я ухватила тетрадочку. Груз двести, рифмы — для дураков, стих был коряв, переплетался грубо, рвался, заканчивался, оставляя недоумение. Про любовь было не лучше.
Шло время, и когда на пороге моего кабинета появился знакомый бодрый и активный пенсионер, когда-то не последний человек в районе, я не среагировала. Он улыбался именно той улыбкой, затаенной, скромной, а в кармане у него, в кармане были… СТИХИ! Он говорил про чудную осень, скучную жизнь пенсионера, про то, как сами родились строки, когда он бродил по красивейшим местам родной деревни. Он улыбался радостно, словно открыл в себе что-то необычное. — Все удивляются, — говорил он, — хвалят просят ЕЩЕ! И он начал писать, строчить, читал стихи по телефону, просил их публиковать и публиковать. Я смотрела в его счастливые добродушные глаза и понимала, что не хватит духу сказать: — не надо, не пишите больше. И ведь человек-то хороший, район знает превосходно, добрый, прекрасный семьянин, много сделал для родной деревни. Он достоин уважения. Если бы не маленький недостаток — поэзия. Комсомол у него рифмуется с комсомолом, а когда нет подходящей рифмы — и так сойдет. Но зато шлифует он по своему признанию бриллиант слова.
Я тоже хочу начать писать стихи. Нацеплю очечки, улыбнусь затаенно, вы не знаете, когда наступит момент, и я, вытащив тетрадочку из кармана, начну читать стихи. Капец всем! Но честно — хочется ругаться матом.
