Свою усадьбу Тонька называет «царство-госудаство». Безалаберность у Тоньки полнейшая. Двор усыпан какими-то мелкими камнями. Посреди двора растёт из земли валун, тровант по-правильному.
— Я сюда пришла он маленький был, — рассказывает Тонька, — а теперь вымахал, здоровый. Слышь, ты сядь на него, мож, он волшебный, желание исполнится.
Разруха у Тоньки во дворе. Но она указывает рукой на осыпающийся фундамент и говорит:
— Серёга приедет, будем дом кирпичом обкладывать, фундамент сделаем, во дворе порядок наведём.
Маниловщина какая-то. Серёга уж сколько лет в Москве на заработках, приезжает, что-то приколотит, пару плиток на кухне положит и — в неё, белокаменную. Там хорошо, там работу дают и платят на прожитьё, а не на выживание. Цветы упрямо лезут среди камней.
— Тут у меня ирисы росли, а нет, ещё растут, у, крепкие какие!
Тонька не удивлена, у неё все крепкие. И при Тонькином отношении к хозяйству с каждым днём становятся всё крепче. И тем не менее, всё у Тоньки есть, и на огороде, и наседки цыплят вывели. Одна ходит с тремя, у другой полтора десятка. Кур своих красавиц пёстрых Тонька не балует, сыпанёт им литр зерна на всех, и бьются куры за корм, всё выбирают, наравне со взрослыми добывают себе еду и цыплята, с детства растут в понимании, что клювом вертеть не надо. Бери, хватай. Зато все ходят с набитыми, перевешивающими на бок зобами. Куры вертятся у хозяйкиного стола. Жрут всё, хлеб, селёдку, таскают кости от окорочков. И ждут самого вкусненького, но этим хозяйка их радует не часто: окурков. За окурок драка нешуточная. Тонька курит тонкую длинную сигаретку, а куры окружили её и ждут, когда она пульнёт окурок в них. Счастливица, вырвавшая у товарок вожделенный окурок, тут же запрокидывает голову и проглатывает его.
— А если тлеет, — объясняет Тонька, — они его лапами, лапами.
Куры разгребают камни и Тонька жалеет, что они их не могут сожрать. А то чисто бы во дворе было!
На сосне прибит скворечник. В будке сидит огромный Ричард с равнодушными добрыми глазами. У калитки привязана маленькая рыжая собачка. Тонька ни про кого не забывает, но и не балует. Не любит она баловства.
Двор окружен забором, соседей не видно и не слышно. Сосед справа — старик, но любитель попеть песен под гитару с молодыми девушками. Сейчас ослабел, болеет.
— А собака его ..здит у меня что ни попадя, — сердится Тонька. — Я тут собрала в пакет свои трусы, лифчики, поставила у крыльца, думаю, пойду на работу, в мусорку выкину. Так …здила, по всем кустам развесила! Я собрала что-то, а вечером приходит сосед.
— Ан-ан-ан-тонина, — говорит, — это он заикается, а сам в карман лезет, — это не ваши трусики? Гляжу — мои, от купальника в точечку. Но я говорю — в первый раз вижу, у меня сроду таких не было. А вы ещё у кого спросите. А он: — Я уже всех женщин на улице обошёл, никто не признал.
Вот так и живу.
Тонька вздыхает. И мы молчим. Мы знаем, что живёт Тонька не просто, и проблем у неё, как и у всех. А всё равно хорошо, куры, Ричард, старый сосед. И Тонькино благодатное царство-государство.
